– А что за особое отношение к Карине? – не своим голосом прошипела девушка. Странно, но у Саманты не возникло не только желания возражать Моргану, но и не было сомнений в его словах. Конечно, она еще до конца не понимала, что за жизнь в стране, которая имеет самый низкий уровень жизни в мире, но верила – Пол слов на ветер не бросает. Именно в тот момент в груди появилась какая-то щемящая нежность по отношению к моему мужчине… Моему?!

– Увы, у нее пока смягчающие обстоятельства… – бросил Морган, уводя меня прочь из дамской комнаты.

– Суки! – раздался полный отчаянья крик Саманты. В помещении настала гробовая тишина, а затем она, заревев в голос, решила добить Пола окончательно: – Одна другого стоит… Твари! Твари! Твари… НЕНАВИЖУ!!!

– За свои слова нужно нести ответственность, – устало и якобы спокойно выдохнул Пол, хотя его руки на моей талии сомкнулись до вполне ощутимой боли. – Видеоотчет от моей охраны и записи с камер наблюдения к утру будут у вашего отца. Видимо, подходящий метод воспитания тут только кнут.

Я слышала, как плакала Саманта, и понимала, что теперь ее жизнь больше никогда не будет прежней. Только вот, чем дальше мы шли по узкому коридору, тем отчетливее понимала: мне ее не жаль. Ни капли.

– Я, скорее всего, ужасный человек, – неожиданно для самой себя сказала я вслух. Морган внезапно замер и повернулся ко мне, чтобы поправить растрепавшиеся пряди. Его руки по-хозяйски вытерли остатки немногочисленной косметики под глазами, блеск на губах, а затем ладонь спустилась вниз и одернула платье.

– Тебе незачем волноваться о таких… как твои подруги. Мне казалось, что им раньше не удавалось задеть тебя? – наверное, это был риторический вопрос, но после него Морган осторожно наклонился ко мне и коснулся губами моих. Это было что-то странное… Словно с помощью какой-то магии или космической энергии Пол передал мне свою жизненную силу и вместе с тем поддержку, нежность, желание…

Я зажмурилась и позволила себе хоть немного заполнить пустые душевные дыры, с каждым «глотком» понимая положение все четче и четче…

Что-то словно обухом ударило по голове. И, наверное, моей здравой части нужно было озвучить это вслух, чтобы странные отклики в душе прекратили превращать меня в мазохистку.

Я отступила на шаг назад и посмотрела на Моргана, который явно этого не ожидал. Возможно, мой поступок – отдалиться от Пола, когда он полностью открылся – выглядит жестоко, но жизнь научила, что у нас есть только здесь и сейчас. И пора поставить все точки над "i".

– Я хочу знать! – требовательно заявила я.

– Что именно, Настя? Что тебе ЕЩЕ хочется знать?! Чего тебе не хватает??? – словно хватаясь за остатки терпения и здравого смысла, прорычал мужчина и поставил руки по обе стороны от моей головы, подавляя своей энергетикой. На секунду я стушевалась, испугавшись напора его черных глаз, но затем набрала полные легкие воздуха и выплеснула на него все то, что так долго копилось:

– Это ты подстроил секс Кости на мой день рождения, опоив его наркотиками и заказав парней легкого поведения? Ты знал про свадьбу отца и Анны, когда довел до оргазма в машине, да? И про наследство, о котором говорила Саманта, тоже знал, правда? И все вот это, – я обвела пальцем вокруг, – не из-за большой любви, а из жалости? К тому же ты постоянно толкуешь о том, что что-то изменилось или скоро изменится?! О чем речь??? Что-то с моими анализами?

На самом деле, когда я только начинала свой марафон вопросов, думала лишь о Марише Рей, но когда лицо Моргана с каждым словом становилось все мрачнее и мрачнее, меня словно парализовало. Черт… А ведь он и вправду причастен ко всему этому, так или иначе…

– Простите, – окликнула сзади Анна, прерывая очную ставку длинною в вечность. Мое разочарование и его мольба были бессмысленной попыткой донести друг другу то, что мы оба бы все равно не поняли. – Могу я переговорить в Настей наедине? Все разошлись, а я не хочу уезжать, не имея возможности сказать главное.

– Конечно. Идемте, – выдохнула в лицо Полу, а затем просто развернулась и ушла. Нет, мне никогда не понять его мысли и мотивацию. Не может человек, спасающий жизни, собственными руками потом рвать души на части их же людей!

Мы зашли в зал, где, кроме бездыханного тела Дмитрия Валевски, была лишь пара охранников помещения. Не скажу, что меня расстроил этот факт, но он означал лишь одно – вскоре тело отца предадут земле и я больше не буду иметь возможности видеть его лицо.

Одно осознание этого заставило забыть обо всем на свете и слепо побрести к гробу, не веря в происходящее. Не знаю, сколько должно пройти времени, прежде чем мысль о смерти единственного родственника укоренится в голове…

– П-а-п-а… – я протянула это слово в последний раз, словно последний глоток воздуха… Прощаясь, зная, что впредь оно исчезнет из моего лексикона, оставив после себя горький привкус дежавю. Не более… – Как же так? Как такое могло произойти?

Это вопрос был риторическим и относился больше к жестокому миру, в котором можно просто подлить в алкоголь капли, способные убить. Надежды, мечты, ожидания… Но Анна решила ответить и положила свою ладонь мне на плечо, заставляя вздрогнуть и обернуться:

– Это жизнь, Настя. Люди приходят и уходят, нужно думать лишь о себе и своем благополучии. Всегда будь леди и держи марку! – женщина задумалась и отвела взгляд, посему не могла заметить, с каким презрением я восприняла ее слова, когда та закончила свое умозаключение: – Хотя… По сути, скорбь тоже признак эгоизма. Ведь мы переживаем не за человека, а за себя. Это нам больно, горько, обидно… А ему уже все равно, понимаешь?

Не мне судить, права ли была последняя жена отца, но ее слова, словно острое стекло, прошлись по сердцу, заставив поморщиться от вполне физической боли. Хотелось закончить этот разговор и как можно быстрее.

– Вы, кажется, о чем-то хотели поговорить? – развернувшись полностью к Анне лицом, я впервые так близко и пристально оценила ее сегодняшний образ. Потекший макияж прорисовывал реальные участки кожи, словно обнажая ее неидеальную красоту. Теперь облик женщины не казался таким кукольным и молодым. Это скорее была старуха, которая сделала сотню операций по подтяжке, изменила форму носа, глаз, увеличила скулы и даже подкачала губы. Ранее умелый макияж и способность держать себя в руках скрывали это, но сейчас контраст «до» и «после» был разительным.

– Да, Настенька… – ласково пропела она, взяв меня за руку. – Я не имела возможности выразить тебе свое сочувствие. Не знаю, как передать… Мне безумно жаль, что Димы больше нет. Эта потеря будет разъедать мне сердце до самой смерти.

Несмотря на высокопарные фразы и не совсем точные предложения, Анна казалась вполне искренней, позволяя новой порции слез смыть остатки макияжа. Почувствовав себя неблагодарной идиоткой, я погладила ее руку и честно сказала:

– Простите… Я чертовски бестактна! Вы ведь тоже потеряли… мужа… Мне очень жаль, что ваше счастье с отцом было столь коротким.